Новости

«АГРЕССИВНОЕ НЕЗНАНИЕ, ЛОЖНОЕ ЗНАНИЕ…»

(2013-11-19)

А.Е. Стерликов, заметки к историческому очерку о национальных отношениях в Семиречье

       «АГРЕССИВНОЕ НЕЗНАНИЕ, ЛОЖНОЕ ЗНАНИЕ…»         

         (Заметки к историческому очерку о Семиречье)

            Дискуссии, имеющие отношение к русскому вопросу, идее национально-освободительной борьбы иногда можно охарактеризовать словами выдающегося языковеда, слависта, академика О.Н. Трубачёва, которые я вынес в заголовок.

          Пока этого не наблюдается у нас в левом движении, но иногда берет верх доктринерство, на что обратил внимание в своем докладе октябрьскому пленуму ЦК тов. Зюганов. А примеров тому не мало. Недавно я с интересом прочитал в популярной газете обстоятельный исторический очерк В. Гросула о советском полководце Фрунзе. К сожалению, в публикации сразу же обнаруживаются неточности, характерные для авторов с доктринёрским мышлением. Автор сообщает: «В старших классах гимназии во время каникул он (Миша Фрунзе – А.С.) совершает две экспедиции по Киргизии и Казахстану».

            Не было таковых территорий или государственных образований до революции! На это ясно указывает превосходно изданный в 19 веке атлас А.Ф. Маркса. Там, где  теперь образованы государственные «новоделы», значилось: «Среднеазиатские владения России», внутри делившиеся на области; признаки государственности были только у Хивы и Бухары. Что касается, например, этнического определения казах, то оно было неизвестно русскому населению Семиречья да и всего Туркестанского края. Для предков же нынешних казахов  и киргизов в те времена имела значение принадлежность к жузам и родо-племенным образованиям, коих было очень много.

            «Он бестерек? Наш человек? Ах, аргын?! - У-у-у совсем плохой человек, совсем вредный человек…» - Такие слова даже я слышал в детстве, когда играл с аульными мальчишками.

            В книге советского политкомиссара Д. Фурманова «Мятеж», изданной в 1925 году, повествующей о событиях в Семиречье, речь идет только о киргизах, хотя из содержания текста совершенно очевидно, что имеются в виду деды и прадеды нынешних казахов. Но тут для русского читателя ХХ1 века все же необходимо историческое уточнение: крупные села, города и станицы в Семиречье были преимущественно русскими.

            Некоторые крайне правые, смыкаясь с товарищами с крутым левым загибом, с какой-то зацикленностью, любят подчеркивать нерусские корни тех или иных деятелей советской эпохи. Например, и те и другие упрямо называют того же М.В. Фрунзе молдаванином. Нет, молдавские корни у красного полководца я не отрицаю. Но надо учесть, что Василий Михайлович, отец его, был уроженцем Тираспольского уезда Херсонской губернии, женился на русской девушке, окончил в Москве фельдшерскую школу и был направлен в Семиречье, где родился и вырос Михаил Васильевич. То есть всю свою жизнь находился в славянской среде, не будет ошибкой, если скажем, что он был обрусевшим молдаванином. А вот будущий полководец рос и воспитывался исключительно в русской среде, хотя и окруженной со всех сторон тюркскими племенами.

            Мои родители и мой дядя Николай Николаевич (1904 года рождения) хорошо знали родственников М.В. Фрунзе. Николай Николаевич не однажды вспоминал родного брата Михаила Васильевича. Семиреки, в том числе и мой отец, считали Фрунзе русским. Да Михаил Васильевич Фрунзе и был русским человеком - по духу, воспитанию и образованию. А также и по крови: мать его Мавра Ефимовна, была крестьянкой из Воронежской губернии. Фрунзе имел все основания публично называть себя «сыном Семиречья», он был популярен в русской среде, семиреки ему верили. Мои земляки и родственники страшно бы удивились, если б кто им сказал, что любимый их герой, защитник русского населения – молдаванин. (Разумеется, я ничего не имею против молдаван).

            Тут необходимо подчеркнуть, что для русских семиреков, пострадавших в 1916 году от набегов взбунтовавшихся кочевников, а в первые два года гражданской войны - от разного окраса «горных орлов», выдававших себя за народных заступников, а на самом деле грабивших и киргизов и русских, ни в грош не ставивших распоряжения какой бы то ни было центральной власти, в тех условиях были главными вопросы физического выживания народа, но отнюдь не классовые. Мой дед Николай Егорович был не бедным человеком (сто голов крупного рогатого скота, денежные вклады в Крестьянском банке), однако же старшего сына (моего дядю Николая Николаевича) отправил в Красную Армию. Подчеркиваю, дядя не был призван, он пошел в Красную Армию добровольцем! И он гордился тем, что служил при штабе Туркестанского фронта связистом, под командованием Фрунзе брал Бухару. И хотя отец его (мой дед) был раскулачен, некоторое время находился в ссылке, дядя, по его словам, никогда не жалел о выборе. Невероятно, но факт: сын жестоко пострадавшего, раскулаченного скотовода, вступил в партию большевиков, и два сына его тоже были членами Компартии. Между прочим, Виктор, старший сын Николая Николаевича был фронтовым разведчиком, а после войны работал в органах МВД Киргизской ССР, занимал высокий пост; другой сын Николай погиб, пилотируя новейший самолет (прах его покоится в Черном море на большой глубине); дочери его (мои двоюродные сестры), получили высшее образование, живут в Орле, дай Бог им здоровья.

            Николай Николаевич, несмотря на драматические обстоятельства, в которых оказался его отец (мой дед),  никогда не жалел о выборе, не желал переписать свою биографию. Влияние Николая Николаевича ощущалось и в семье его младшего брата; отец мой не был членом партии, он, к сожалению, был неграмотным охотником, но дети его (мои братья) один за другим вступали в Компартию находясь на срочной службе в ВС СССР, причем, во время боевых действий, один – на Дальнем Востоке в 1945 году, другой - в Будапеште, в 1956 году). Что касается автора этих «Заметок», то он активно поддерживал КПРФ с самого ее основания (впоследствии и вступил в партию), то есть когда коммунисты демонстративно жгли и рвали партбилеты, а у нас в Ленинграде, в городе трех революций, создавали организации в поддержку Собчака, когда казалось: русский коммунизм утратил жизненную силу, а дни и месяцы  социализма на Кубе, в КНДР, Вьетнаме и Китае – сочтены.

            Бывая в городе Фрунзе в гостях у Николая Николаевича, я настойчиво расспрашивал его о событиях в Семиречье. Свой собственный выбор и предпочтения в пользу советской власти русского населения он объяснял как раз тем, что командиры Красной Армии гарантировали безопасность русскому населению. Между прочим, заместителем командующего Туркестанским фронтом был царский генерал Ф.Ф.Новицкий, в первую мировую войну командовавший дивизией; немало бывших офицеров было и в частях Красной Армии в Семиречье, в войсках Туркфронта. Что, между прочим, вызывало классовое раздражение в красноармейской (крестьянской, по сути) массе, противившейся дисциплине и строевой выучке. Самому Фрунзе ставили в вину «либерализм» по отношению к царским и белым офицерам. Это мне известно доподлинно, у меня были теплые, дружеские отношения с М.Д. Зверевым, стоявшим у истоков создания Алмаатинского зоопарка, бывшим царским офицером, служившим у Колчака. В литературном сообществе он был известен как писатель-натуралист, с его рекомендацией я вступал в Союз писателей СССР.

            Во время антисоветского мятежа в Верном (Алма-Ата) восставшие красноармейцы, захватившие крепость, выдвигали категорическое требование: расстрелять сдавшихся в плен в 1920 году офицеров, работавших в советских хозяйственных органах. Стало быть, классовый инстинкт проявлялся, да только на этот раз - не на пользу советской власти, и уж, конечно, прежде всего, во вред всему русскому населению, поскольку угрозы крестьянам и казакам в Семиречье были серьезные.  Вот что сообщает Фурманов в документальной повести «Мятеж», который почему-то назван романом:

            «…Здесь впервые с разительной ясностью встал перед нами вопрос о недостаточном взаимопонимании и доверии между собой даже коммунистов – русских и киргизов. Киргизы-коммунисты, объединенные в мусульманское бюро (мусбюро), то и дело стремились обсуждать вопросы только в своем кружке)…».

            И, на вопрос комиссара Турцика (Фурманова) члену «мусбюро», много ли членов партии (понятно - ВКП(б)), партиец простодушно отвечает:

«-Очень много… Бывает, что целыми кишлаками вступают…

-Все до одного?    - удивился я.

-Все, - не понял он моего удивления.

-Да ведь там же и баи есть – они как?

-Все, одним словом, целыми кишлаками…

            Мне потом объяснили, что по кишлакам укрепилось убеждение, будто «наша власть пришла, киргизская…, а русских вон отсюда»… Потому и кишлаками записывались в партию: чтобы повсюду национальным количеством вытеснить русских. Это было дико, нелепо, но это было так… Ряды мусульманских коммунистов засорены были до чрезвычайности… Процесс перемены отношений был, несомненно, очень длительным, упорным и тяжелым – не закончился он и сейчас…» - Так писал Д. Фурманов в 1925 году.

            Фурманов, конечно, был интернационалистом, иногда и до чрезмерности, он почти соглашался с теми, кто утверждал, что киргизы обездолены, в то время как русские крестьяне («сплошная кулацкая масса»!) роскошествуют. Один из его собеседников, некто Чурбеков, «советский работник верненского исполкома» с троцкистскими тараканами в голове, сообщая Фурманову о событиях 1916 года, не скрывает своего враждебного отношения к русским: «Там, где врасплох заставали крестьян или задремавший отряд, киргизы расправлялись жестоко со своими угнетателями…». Чурбеков настаивал на том, чтобы «сплошь кулацкое», «колонизаторское» русские население в Семиречье расплатилось за то, что оно тут «разбогатело», якобы, за счет киргизов.

            Фурманов все же обладал способностью трезво оценивать обстановку. Например, он противился тому, чтобы затевать передел пахотной земли исключительно в пользу киргизов, которые, между прочим, будучи прирожденными скотоводами, не умели, да и не желали пахать землю. Надо заметить, из Ташкента в Верный он был направлен вскоре после ликвидации Семиреченского фронта, как раз в то время, когда в степи и ущелья Семиречья из Китая возвращались тьмы киргизов (десятки, даже и сотни тысяч казахов и, собственно, киргизов), куда они бежали, опасаясь суровой казачьей расправы за участие в набегах на станицы и русские села. Возвращенцы требовали помощи (такую помощь советская власть им оказывала). Они также требовали оружие, но вместо этого им предложили записываться в «Киргизскую бригаду», жестко подчиняющуюся командованию Туркестанского фронта. Пожалуй, верное решение, но и оно, тем не менее, послужило одной из причин антисоветского мятежа в Верном, о чем еще будет сказано несколько слов.

            В период, предшествовавший октябрьскому пленуму ЦК КПРФ я следил за дискуссией, и до выступления Г.А. Зюганова на пленуме, мне казалось, что в рядах КПРФ уже создано нечто, подобное «мусбюро», и что мы возвращаемся к троцкистской практике воинствующего атеизма. Лексика некоторых товарищей мне напоминает публикации печально известного А.Н. Яковлева, роль которого в разрушении Великой Страны (СССР) еще по-настоящему не исследована. И он ведь тоже ссылался на Ленина, на классиков марксизма. Прежде всего, имею в виду статью А.Н.Яковлева «Об антиисторизме…», опубликованную в «Литературной газете» в 1972 году. Но даже русофоб и прозападный агент А.Н.Яковлев не приписывал Лермонтову стихотворение «Прощай, немытая Россия», как это делают некоторые товарищи с левыми завихрениями. Истинно: «Агрессивное незнание, ложное знание»…

            Но вернемся снова в Туркестан, в далекое Семиречье. В. Гросул как раз акцентирует внимание читателей на организации национальных военных формирований в Семиречье и Фергане, якобы, обеспечивших победы на Туркестанском фронте. Не берусь судить, так ли это - я не специалист по вопросам военной истории, как уважаемый профессор. Здесь же считаю своим долгом сказать следующее. Формирование «Киргизской бригады», хотя бы и под командованием «киргиза» Сизухина, напоминаю, стало одной из причин восстания красноармейцев в Верном, что могло весь Туркестанский край поставить на грань кровавой катастрофы. Д. Фурманов по этому поводу в своей книге сообщает буквально следующее: «И как только слухи эти о создании киргизской бригады попали в семиреченскую армию (имеются в виду полки Красной Армии, находившиеся в Семиречье – А.С.), - всполошилась она, затревожилась, запротестовала, заугрожала…».

            Можно понять озлобление казаков и крестьян, не забывших резню и раздор 1916 года. Комиссары и командиры сочли за благо не вводить «бригаду» в населенные пункты с русским населением; она дислоцировались по аулам и кишлакам, в ущельях.  Впоследствии «бригада», якобы, была отправлена для борьбы с басмачами, - в Фергану ли, в Нарын ли, не скажу точно.

            Правильное понимание Фрунзе русского вопроса (а также умение мыслить по государственному, стратегически, его дипломатические способности в разрешении национальных проблем) обусловило мирное развитие истории, как в Семиречье, так и во всем необъятном Туркестанском крае. Фрунзе и красные командиры гарантировали безопасность русскому населению, доказывали это на деле. Если было бы иначе, мой дядя и его братья (в том числе и мой отец), вероятнее всего, погибли бы в межнациональной резне. Или бежали бы в Китай, навсегда потеряв свою родину, что и случилось с десятками тысяч семиреченских казаков. Но это тема другого разговора… Судя по рассказам участников Гражданской войны, которые мне приходилось слышать и в детстве, и в молодости, русские-семиреки очень часто оказывались надежными и верными проводниками во время боев с басмачами. Тут я мог бы указать на моего родственника Василия Гуляева, женатого на моей двоюродной тетке, почти всю жизнь прожившего в Гуляевке (в низовьях реки Чу).

            Я родился и вырос в Семиречье, закончил среднюю школу в Джамбуле и могу твердо заявить, что русские здесь до развала СССР чувствовали себя, как дома. Даже и сейчас мои воспоминания о Семиречье проникнуты теплым чувством, хотя и отравлены, конечно, исходом русского населения (в том числе - и моих родственников) в годы крушения Великой Страны; продолжается этот исход и поныне.

            Выдающийся политик и полководец Фрунзе даже в условиях гражданской войны, способствовал тому, чтобы сделать безопасной жизнь мирного русского населения в Туркестанском крае.

            А что нынешние правители?! Даже в центре России, - в Москве и Петербурге! - русских избивают, грабят и насилуют пришельцы со своими, весьма своеобразными нравственными понятиями, а меня убеждают, чтобы я, тем не менее, проявлял толерантность.

            Надо внимательно и серьезно читать не только октябрьский доклад Г.А. Зюганова на пленуме ЦК, но также и выступления таких товарищей, как В.С. Никитин и С.П. Обухов (на пленуме и в ходе дискуссий, ему предшествовавших).

               Анатолий СТЕРЛИКОВ, член Союза писателей России, член КПРФ.

Редакционное дополнение.

            Предыдущие публикации нашего автора свидетельствуют, что он не подвергает сомнению необходимость классовой борьбы в сочетании, конечно, с национально-освободительным сопротивлением. Слова «Интернационала», боевого гимна коммунистов, он считает актуальными. Опубликовав несколько книг в советскую эпоху и потеряв все сбережения во время «шоковой терапии» Гайдара, А.Е. СТЕРЛИКОВ во время отопительного сезона зарабатывает на хлеб насущный и на будущие издания дежурствами в газовых котельных - работал на ЛОМО, в институте им. Лесгафта, на Ленинградском трамвайно-механическом заводе (буржуи обанкротили его в 2013 году), то есть он постоянно находится в трудовых коллективах.

Комментарии