Новости

Анатолий СТЕРЛИКОВ СЕРДЦЕ ПАЛОГО МХА

(2013-02-13)

Очерк из книги «ЖИЗНЬ ИСТРАЧЕНА В СКИТАНИЯХ…»

                                           Русский Лад. Русская проза.

                        (Страницы народного календаря)).

   Сухим, ясным выдался нынче Егорий. И даже в такой день шумит и гудит на краю Палого мха еловый бор, вернее, остатки оного.

   Сижу на высокой болотной кочке у тропы, на которую перед тем, как сесть, постелил березовую кору. Ем размоченный в воде сухарь, запиваю его маленькими глотками ключевой воды. А ключик – тут же, у основания кочки играет. Он открылся не так давно, с десяток лет назад. Оказавшись у этой кочки с ключом, я непременно прочищаю носком сапога канавку, по которой в сторону Медвежьего ручья и стекает мхами ключевая вода, наполняющая омуток у основания кочки.

   И прежде куска коры на мох я положил жерди. Это для того, чтобы, такие же, как я, лесные странники не порушили открывшуюся жилу, не захламили жерло родника. И в то же время, чтобы путнику удобно было сидеть у источника, размачивать прямо в светлом омутке походный сухарь, жевать его, запивая ключевой водой. Что я сейчас и делаю.

...Куда ни гляну – по всему моховому пространству сверкают блюдца воды. Вешняя вода ещё не ушла в толщу мхов и торфа, не испарилась. Опять же, говоря словами вытегоров (жителей Вытегорщины),  ровда не вышла, что означает, что подо мхами еще сохраняется мерзлота.

   А это что такое? Между кочками вода колышется! Повсюду вокруг в водяных неподвижных блюдцах белые ватные облака, как в зеркальцах отражаются, а тут – вижу ритмичное колебание воды. Словно бы в толще мхов насос работает, силится вытолкнуть воду в желобок между кочками. Иногда все же вода выдавливается наружу, и она струйкой стекает в расчищенную сапогом канавку… А на моховых наростах по кочкам, обычно ядовито-зеленого или палевого цвета, блестят жемчужно-алмазные россыпи капель родниковой влаги, и над ними радуга вдруг расцветает. И уже как бы не замечаю то, что обычно ввергает в печаль меня - огромные хлысты больших спиленных деревьев, бревна, вдавленные в ягодный мох лесозаготовительной техникой.

   Палый мох, остатки бора по краям его, еловые веретья-островины, - бесценные природные схроны драгоценной воды. Эта, сталью отливающая ручевинка среди толщи мхов, которую я по пути на дальние ленинградские озера два-три раза в году прочищаю носком сапога, не пропадает бесследно. Родниковая вода просачивается сквозь мхи к ручью, питающему знаменитый в этих краях Кельручей. А уж Кельручей впадает в Ронгу-речку – самый крупный приток реки Ошты, в свою очередь, питающей Онегу…

   Забыли люди Михаила Михайловича Пришвина, замечательного русского писателя, призывавшего нас «хранить места, откуда вытекают реки»!

   Сколько таких мхов погубили, и сколько безымянных ручьев, подобных Медвежьему и Кельручью, и даже - крупнее ручьев, завалили грунтом, стволами деревьев, превратили в гниющие заболоченные пространства! Говоря языком господ арендаторов лесных делянок, – зашпалили ручьи. Да еще, бывает, скверные людишки бросят в мох вышедший из употребления аккумулятор; как раз у истоков Войручья лесовозный аккумулятор в ручеек точит кислоту, а Войручей, между прочим, тоже впадает в реку Ошту, форелевую, светлоструйную.

   Общественность должна ясно осознать, что на нашем Северо-Западе ручьи и родники загрязняются, иссякают и даже исчезают, прежде всего там, где прихватизаторы Русского леса хищнически истребляют боры, верховые болота с ягодными мхами.

   Приезжали ко мне в деревню репортеры «ТV-КПРФ» (собственно, телеканала у Компартии пока нет, но группа молодых энтузиастов готовит и распространяет на партийных сайтах и в социальных сетях ядовитые критические видеоматериалы), рассказывал им о том, как работнички «Онегалеспрома» испохабили приречные леса, верховые болота Оштинской долины, леса водосбора реки Ошты. И далеко нам ходить не пришлось: рядом с деревней Курвошский Погост в зарослях рамжи (местное название таволожки) торчит дырявая металлическая бочка, из которой в глубокие колеи стекает машинное масло. А когда-то в этом месте роднички выбивались, собирались в омуток с песчаным дном, и тут же – на суку под елью висел берестяной ковшик. Путники здесь утоляли жажду.

   Из бесед же с господами-арендаторами, возомнившими себя крутыми владельцами таежных лесов Северо-Запада, я понял, что озера, питающие уникальную реку Ошту, в их понимании просто лоханки с водой. Ручьи же – что-то вроде сточных канавок, которые только мешают лес вывозить. Вот их и зашпаливают…

   «Мы же только лес берем, - снисходительно объясняют мне мои собеседники из «Онегалеспрома», - а вода в озерах и ручьях остается…И всюду вдоль реки лесопокрытое пространство…». Словом, живого леса не видит, а только товар видят, то есть кубометры и прибыль с этих кубов. И даже бывая в лесу, будто не замечают чудесный свет весенних березовых рощ. Нет, не видят Живой Природы прихватизаторы Русского леса!

   Читатель этого очерка всё же должен знать, что арендаторы и чиновники из аппарата губернатора таковым беседам и терпеливым разъяснениям удостоили меня в моей деревенской избе (и даже на ближайшую вырубку со мной прогулялись!) только потому, что были депутатские запросы тов. С.М.Сокола из фракции КПРФ. Уже по этой причине я не согласен с теми радикальными товарищами, которые считают, что протирать штаны коммунистам в буржуазном парламенте нет никакого смысла.

   И если вы спросите меня, а что же собой представляет это самое «лесопокрытое пространство», о котором постоянно толкуют мои собеседники, - например, между деревней Курвошский Погост и селом Оштой, - где еще не так давно шумели и рокотали колхозные леса, то я скажу вам:

-Теперь там сплошь кустарник, мелкое чернолесье, над которым тут и там возвышаются одинокие деревья. Может, через двести лес и вырастет хилый лесочек. Но, скорее всего – ничего не вырастет…

   …Ладно бы - вырубили да вывезли лес. Так нет же! Бревна, хлысты, матерые лесины (и даже целые штабеля леса!) всюду гниют и преют. Только теперь уж они позарастали чащобником, чернолесьем, которое и скрывает их  от сурового прокурорского глаза, разумеется, гипотетического. На самом же деле прокуроры дороги в лес не знают, я в этом убедился…

   Светлые березовые рощи расхитили, наполненные голубоватым светом, истинные храмы Природы…

   Рудовые сосны по крутякам Оштинской долины, словно медью окованные, жарко-красные в лучах восходящего солнца, - и те расхитили, повырубили…

Вековые шатровые ели, прибежище белок и куниц, сохраненные в советскую эпоху в качестве эталона древесной растительности, семенного фонда - тоже расхитили, высекли... И даже осины неохватные повергли, серыми мрачными колоннами возвышавшиеся тут и там, уходившие вершинами под облака, с гнездами пернатых хищников на могучих сучьях (орланов, лесных воронов), а также повалили великанов с дуплами-жилищами филина, краснокнижной желны (черного дятла). Повалили да и бросили тут же, повалили, выхватили сосну и ель, - осина же оказалось без надобности...

   Когда-то мастеровитые вытегоры такие дерева употребляли на изготовление карбасов, - легких, ходких, удобных в управлении веслом с одной лопастью. Нынешний заготовитель леса полагает, что оштинская осина в дело не годится, и пусть бы всегда так думал. Но, к сожалению, осину сплошь и рядом всё же рубят, - как правило, только для того, того, чтобы «зашпалить» родниковую жилу, ручевину, чтобы устроить переезд, как говорится, напрямки. Хотя можно по тем же вырубкам объехать водосбор ручья, ягодный мох.

Истребляется среда обитания человека и всего сущего на земле, истребляется Живая Природа во всех ее проявлениях…

   Слышу вопрос: «А что же – в советские времена не валили лес?».

Рубили, конечно, и в советскую эпоху, может, даже и слишком много рубили. Особенно после войны, когда лес был необходим для восстановления сел, поселков, городов, шахт, заводов, вообще народного хозяйства. Иногда лес был единственным строительным материалом, при том же, пригодным к немедленному употреблению в дело. Словом лес рубили для возрождения жизни человеческой, изуродованной страшной войной.

   Да, рубили… Но ведь - под надзором лесной охраны с природоохранными советскими законами в руках, которые были похерены все теми же либерманами, адептами свободного рынка. Делянки разных пород леса были строго определенного размера, и уж никак не километрами измерялись, как ныне. Соблюдался, пусть и не всегда, порядок высечки леса, рубили не где попало, а в пределах Гослесфонда, при этом колхозные леса сохранялись, и по этой причине тоже к сёлам, поселкам, деревням, к дачными участкам подступали березовые рощи, еловые и сосновые боры.

   Увы, рубили… Но по окончании рубок делянки очищались от хмыза и древесного хлама, засевались семенами лесных культур, покрывались щетиной зеленых саженцев-сеянцев хвойных пород. И там, где рубили леспромхозы, ныне поднялись еловые и сосновые рощи, которые обживают представители местной фауны: лоси, медведи, белки… Ну а где белка – там и куница… С ужасом думаю: «А что как «Онегалеспром» «выиграет» тендер на рубки ухода в этих рукотворных лесах?!».

   И уж конечно, в советскую эпоху не губили верховые болота, не вырубали лес по гривам вокруг ягодных мхов, по сосновым и еловым веретьям-островинам на верховых болотах. Как раз в таких местах и может жить глухарь, это чудо Русского леса. Н.А.Зворыкин, известный русский охотовед, автор поэтических книг о природе, пишет: «Глухарь… плохо приспособляется к существенным изменениям в характере лесных угодий, делаемых человеческой рукою… Такое свойство глухаря ведет к вырождению и исчезновению его…»  Между прочим, прежде верховые болота с ягодными мхами оберегались не только природоохранным законодательством (об этом уже говорилось), они были под приглядом и местных жителей. Слова «народный контроль» - не были пустым звуком.

   Вот сижу и вижу, - и здесь тоже напакостили кормильцы-благодетели, к счастью, не остановилось сердце Палого мха, еще жив Палый мох.                                                               

   …Пора,  пора впрягаться в лямки рюкзака, надо идти, не близкий путь к заветному Чагозеру (под прибрежными моховыми сплавинами там ждут, не дождутся меня глубинные щуки), а вот любуюсь струением воды в руслице ручейка, даже и слышу едва различимые, почти на грани воображения, струнные звуки струи.

   Ритмично и непринужденно бьется сердце Палого мха, дышит ягодный мох, чудом не погубили его работнички «Онегалеспрома»! И давешний гад по-прежнему живет среди высоких моховых кочек, большой, в черных и серых узорах, истинно – аспид! При заходе на мох я, было, наступил на него, и он клюнул.  К счастью, толстая резина сапога защитила ногу.

    Спокойно и ритмично и мое дыхание, жажда утолена, душа упоена покоем Палого мха.

                             Анатолий СТЕРЛИКОВ, член Союза писателей России

    Дер. Курвошский Погост (Вытегорский район, Вологодская обл.).

Комментарии